Гарри произнес – беззаботно, но четко выговаривая слова: «Объявлять тут особенно нечего – если не считать того, что уже несколько месяцев существовала повсеместная неопределенность по поводу того, чью сторону займет Балленкарх – мангов или друидов.

Что ж, – Гарри устроился поудобнее, опустив ладони на ручки массивного деревянного кресла, – сомнения и рассуждения по этому вопросу занимали только умы мангов и друидов, на Балленкархе никакой неопределенности на этот счет никогда не было. Решено раз и на всегда – мы не заключим союз ни с одной из планет.

Мы будем развиваться в другом направлении – и я считаю, что мы можем устроить здесь мир, ни в чем не уступающий любому другому в нашем закоулке Галактики. В том, что касается Отпрыска Древа, я ни на кого не возлагаю личную ответственность. Друиды руководствовались, насколько я понимаю, лучшими намерениями в том смысле, в каком они их понимают. Вы, друиды – сами жертвы своего вероисповедания, такие же, как ваши миряне.

Еще одно обстоятельство. Даже если мы не берем на себя никаких политических обязательств, это не мешает нам сохранять деловые отношения. Мы будем торговать. Мы производим инструменты – молотки, пилы, гаечные ключи, сварочные аппараты. В следующем году начнем сами изготовлять электрооборудование. Через пять лет у нас будут космические кораблестроительные доки – здесь, на берегу озера Алан.

Через десять лет наши товары будут поставлять в систему каждой из звезд, мерцающих в ночном небе – а может быть и в другие, невидимые отсюда системы. Таким образом – магнэрру, можете вернуться и передать мое сообщение Латбону и Генералитету Ампиану. Что касается друидов… Сомневаюсь, что они захотят вернуться на Кирил. Потому что, если они вернутся, к тому времени на Кириле уже поднимется порядочная суматоха».

Гамеанца с подозрением взглянул на принца: «Это еще почему?»

Рот Гарри покривился: «Называйте это интуицией».

С частной веранды Резиденции открывался вид на воды озера Алан, переливавшиеся тысячью оттенков в лучах заката. Джо сидел в кресле. Рядом, в простом белом платье, сидела Эльфана.

Гарри расхаживал взад и вперед – болтал, жестикулировал, хвалился: новыми восстановительными печами в Палинте, сотнями новых школ, силовыми установками для нового класса фермеров, орудиями для его собственной армии.

«В них еще наблюдаются варварские черты, – откровенничал Гарри. – Они обожают драться, им нравится жить под открытым небом, весной они устраивают ярмарки и танцуют вокруг костров по ночам. Балленкарты родятся с такими наклонностями, воспитание только развивает их – и я не смог бы их этого лишить, даже если бы захотел».

Тут он подмигнул сидевшему напротив Джо.

«Самых воинственных и неуемных я посылаю воевать с кланами Вейл-Макромби – то есть другого континента. Тем самым я убиваю двух зайцев одним выстрелом. Они растрачивают всю свою убийственную энергию, пока дерутся с каннибалами Макромби, и тем временем постепенно захватывают континент. Да, это кровавая бойня. Но она удовлетворяет их духовные потребности.

Молодежь мы будем воспитывать по-другому. Их героями станут инженеры, а не солдаты, а к тому времени система уже начнет работать. Новое поколение будет расти, пока их отцы приканчивают последних дикарей на мысу Матенда».

«Очень изобретательно! – одобрил Джо. – Кстати об изобретательности… Где Хаблеят? Я не видел его пару дней».

Гарри быстро опустился в кресло: «Хаблеята нет».

«Нет? Что это значит?»

«Официально сие мне неизвестно – особенно учитывая тот факт, что среди нас есть друиды».

Эльфана встрепенулась: «Меня… больше не следует причислять к друидам. Во мне это умерло. Теперь я… – она взглянула на Джо. – Кто я такая теперь?»

«Эмигрантка, – сказал Джо. – Космическая бродяжка. Женщина без роду и без племени». Он перевел глаза на Гарри: «Не скрытничай. Это не может быть так уж важно».

«Но это важно! Может оказаться важным».

Джо пожал плечами: «Как тебе угодно».

«Нет! – передумал Гарри. – Я тебе скажу. Хаблеят, как тебе известно, в опале. Его свергли, его заменил Ипполито. Политика мангов – сложное, во многом таинственное дело, но возникает впечатление, что они придают большое значение престижу, сохранению лица. Магнэрру потерял лицо здесь, на Балленкархе. Если Хаблеяту удастся каким-то чудом вывернуться, он снова займет место на вершине пирамиды шпионов и подстрекателей. А поддерживать власть „Голубых Вод“ на Мангцзе – в наших интересах».

«И поэтому…»

«Поэтому я отдал Хаблеяту все гормональные гербициды, какие у нас нашлись – примерно пять тонн. Предоставил ему звездолет, гербициды погрузили в трюм, корабль улетел, – Гарри капризно махнул рукой. – Куда улетел? Не знаю».

Эльфана тихо прошипела сквозь зубы, содрогнулась и взглянула вдаль, на озеро Алан – розовое, золотое, сиреневое, бирюзовое в закатных лучах: «Древо…»

Гарри поднялся на ноги: «Пора ужинать. Если таков его план – опрыскать Древо гербицидом – он устроит на Кириле великолепное зрелище».

Допускалось как нечто само собой разумеющееся, что посетители прибывали на Исзм с единственной целью: похитить фертильное дерево-жилище. Космографов, студентов, вооруженных до зубов красоток и отъявленных негодяев – всех исзики подвергали одной и той же циничной процедуре: микроскопической инспекции ума и тела с последующим неотвязным наблюдением.

Их подход оправдывался хотя бы тем фактом, что исзикам удавалось поймать многих похитителей жилищ.

На первый взгляд похищение жилища представлялось достаточно простым делом. Семя не больше зернышка ячменя можно было зашить в ремень, росток – вплести в узорчатую шаль, молодой побег – закрепить липкой лентой на ракете, а ракету запустить в космос. Существовали тысячи непогрешимых способов украсть жилище исзиков – все эти способы испробовали, и незадачливых воров неизменно заключали в Сумасшедшее Жилище, причем препровождавшие их туда исзики неизменно вели себя вежливо и любезно до самого конца. Будучи реалистами, исзики понимали, что в один ужасный день – через год, черед сто лет, через тысячу лет – их монополия должна была быть сокрушена. Будучи фанатично преданы идее сохранения своей монополии, однако, они намеревались задержать наступление этого дня поелику возможно.

Эйл Фарр, высокий худощавый человек лет тридцати с лишним, отличался выразительной физиономией паяца, большими ладонями и большими ступнями. Его кожа, глаза и волосы были как будто выкрашены в одинаковый пыльно-серый цвет. С точки зрения исзиков гораздо большее значение имел тот факт, что Фарр был ботаником – то есть автоматически становился объектом глубочайших подозрений.

Приземлившись в космопорте атолла Джеспиано на борту звездолета «Эбер Онорé» компании «Красный бык», Фарр столкнулся с подозрительностью, необычной даже на Исзме. Два агента Сзекра, местной элитной полиции, встретили его уже у выходного люка, сопроводили вниз по трапу, как задержанного преступника, и завели в необычный коридор, где можно было двигаться исключительно в одном направлении. Из стен тесного коридора росли упругие шипы, сгибавшиеся только вперед. Человек мог зайти в этот коридор, но передумать и вернуться уже не мог. Конец коридора перегораживала панель из прозрачного стекла, и здесь Фарр уже не мог идти ни вперед, ни назад.